НИКОЛАЙ

Николай (Ярушевич), митр. Крутицкий и Коломенский. Фотография. 50-е гг. XX в.

(Ярушевич Борис Дорофеевич; 31.12.1891, Ковно (ныне Каунас, Литва) - 13.12.1961, Москва), митр. Крутицкий и Коломенский. Сын настоятеля ковенского кафедрального Александро-Невского собора прот. Дорофея Филофеевича Ярушевича (1860-1930). С детства помогал отцу в храме, в 7 лет был посвящен в стихарь и начал прислуживать в алтаре, исполнял обязанности посошника, чиновщика, книгодержца. Окончил частный пансион В. Л. Владнецкой в Ковно и поступил в Ковенскую классическую гимназию, где учился до 8-го (выпускного) класса. После перевода в марте 1908 г. прот. Д. Ф. Ярушевича в С.-Петербург на должность законоучителя 9-й (Введенской) муж. гимназии его сын Борис продолжил там обучение. В 1909 г. окончил гимназию с золотой медалью и поступил на физико-математический фак-т С.-Петербургского ун-та. Одновременно с учебой в ун-те самостоятельно прошел курс духовной семинарии. В сент. 1910 г., после увольнения по прошению из числа студентов ун-та, был принят в СПбДА.

Студентом академии участвовал как проповедник в работе Об-ва религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви, организованного прот. сщмч. Философом Орнатским, миссионерствовал среди обитателей петербургских ночлежных домов и трущоб. Публиковал статьи богословского и историко-канонического содержания в журналах «Вера и разум», «Вера и жизнь», «Голос Церкви», «Церковные ведомости». Одновременно с учебой в академии с 1913 г. состоял вольнослушателем на юридическом фак-те С.-Петербургского ун-та (до 1916). В 1914 г. окончил СПбДА со степенью кандидата богословия за соч. «Церковный суд в России до издания Соборного уложения Алексея Михайловича (1649)». Оставлен в академии на 1 год при кафедре церковного права в качестве стипендиата для подготовки к профессорскому званию. 10 окт. 1914 г. пострижен ректором академии Ямбургским еп. Анастасием (Александровым) в монашество с именем в честь свт. Николая Мирликийского. 11 окт. рукоположен еп. Анастасием во диакона, 12 окт.- во иерея с причислением к академическому храму Двунадесяти апостолов. 26 окт. определением Синода командирован на театр военных действий духовником-проповедником санитарно-питательного поезда. 27 нояб. того же года переведен исполняющим должность полкового священника в лейб-гвардии Финляндский пехотный полк, действовавший в составе войск Юго-Западного фронта. 17 дек. 1914 г. из-за заболевания ревматизмом с осложнением на сердце эвакуирован в Петроград на излечение. Определением Синода от 18-19 авг. 1915 г. назначен преподавателем гомилетики, литургики и практического руководства для пастырей Петроградской ДС (до сент. 1918). Также с 12 дек. 1916 г. служил настоятелем новопостроенного храма свт. Николая Чудотворца при Николаевской детской больнице на Каменноостровском проспекте (до 26 февр. 1917).

С мая 1917 г. являлся членом временного присутствия Духовного Собора Александро-Невской лавры (до мая 1918). Кроме того, в мае-авг. 1917 г. он был членом Синодальной комиссии по делам монастырей и монашества. 16 дек. того же года успешно защитил диссертацию на ученое звание магистра богословия на тему «Церковный суд в России до издания Соборного уложения Алексея Михайловича (1649). Опыт изучения вселенских и местных начал и их взаимоотношения в древнерусском церковном суде» (монография написана на основе кандидатского сочинения). Магистерская диссертация была удостоена Макариевской премии Академии наук. 1 мая 1918 г. избран настоятелем преобразованного из больничного в приходский каменноостровского Николаевского храма и председателем созданного при нем Свято-Николаевского братства (до нояб. 1918). 17 июля того же года назначен председателем ревизионной комиссии Александро-Невской лавры. В связи с закрытием Петроградской ДС Петроградский митр. сщмч. Вениамин (Казанский) 21 окт. 1918 г. назначил Н. преподавателем организованного в Александро-Невской лавре Богословско-пастырского уч-ща. Читал лекции по литургике, гомилетике и церковной археологии (до 13 янв. 1921).

3 дек. 1918 г. назначен исполняющим должность настоятеля Петропавловского собора г. Петергофа Петроградской губ. (ныне в составе С.-Петербурга). Организовал приход вокруг бывш. дворцового храма, чтобы не допустить его закрытия. В зимний период из-за невозможности отапливать собор службы переносились в соседнюю Крестовоздвиженскую ц. При Крестовоздвиженском храме с янв. 1919 г. стараниями Н. было возобновлено преподавание Закона Божия. 15 авг. 1919 г. принят в число братии Александро-Невской лавры с назначением правителем дел Духовного Собора, но ввиду возвращения к обязанностям настоятеля петергофского Петропавловского собора в должность не вступил. 27 дек. 1919 г. был назначен исполняющим должность наместника Александро-Невской лавры. 28 дек. того же года возведен в сан архимандрита. Указом патриарха Московского и всея России свт. Тихона и Синода от 5 марта 1920 г. утвержден наместником Александро-Невской лавры. 23 янв. 1920 г. избран ректором создаваемого Петроградского богословского ин-та, но через неделю отказался от должности. 22 февр. того же года избран председателем приходского совета лаврских храмов. Под рук. Н. в лавре издавались «Листки», проводились внебогослужебные беседы, религиозно-философские, богословские и церковно-общественные чтения. При этом Н. сохранил связь с приходом в Петергофе, где регулярно бывал и проводил службы; был избран почетным настоятелем и почетным председателем приходского совета петергофского Петропавловского собора. Согласно резолюции патриарха Тихона от 27 марта 1922 г., было образовано Петергофское викариатство Петроградской епархии. Н. был назначен на новоучрежденную епископскую кафедру. Хиротонию 7 апр. того же года в Троицком соборе Александро-Невской лавры совершили Петроградский митр. Вениамин и его викарии: епископы Ямбургский Алексий (Симанский; впосл. патриарх Московский и всея Руси Алексий I), Лужский Артемий (Ильинский; впосл. архиепископ) и Кронштадтский Венедикт (Плотников; впосл. архиепископ). Н. стал 4-м викарием Петроградской епархии с сохранением за ним должности наместника Александро-Невской лавры.

19 мая 1922 г. в первый раз вызван в ГПУ, где его допросили по поводу обстоятельств вскрытия мощей св. кн. Александра Невского и изъятия церковных ценностей в Александро-Невской лавре. Н. ответил, что всё состоялось «очень спокойно», после допроса его отпустили. 1 июня, сразу после ареста накануне ночью Петроградского митр. Вениамина, Н. был также арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности. На допросе его расспрашивали о распространении посланий митр. Вениамина от 5 марта и 10 апр. 1922 г. (относительно изъятия церковных ценностей), а также об отношении к посланию Петроградского архиерея от 28 мая того же года об отлучении от Церкви руководителей петроградских обновленцев - прот. А. И. Введенского и священников В. Д. Красницкого и Е. Х. Белкова. Ответы Н. следователю были уклончивыми. С одной стороны, он оправдывал все послания митр. Вениамина по поводу изъятия церковных ценностей, а с другой - соглашался и с позицией главы обновленцев прот. А. И. Введенского: «Платформу действий протоиерея Введенского - о недопустимости политики в церковной жизни и лояльности всем законам и декретам Республики - считаю совершенно правильной. Послание митрополита от 28 мая к пастве об отлучении от общения с церковью о. Александра и др. священников вызвано непредставлением заверенных документов о полномочии и понимается не как отлучение от церкви, а как предупредительная мера, ибо в этом послании ничуть не говорится о лишении сана». Вероятно, Н. пытался своим ответом облегчить участь митр. Вениамина, арестованного в т. ч. за отлучение им обновленцев. Посчитав, что Н. политически не опасен, ГПУ приняло решение об его освобождении. 3 июня (по др. данным, 7 июня) он вышел из тюрьмы (следствие было прекращено 13 сент. того же года).

После вынесения на Петроградском процессе 1922 г. смертного приговора митр. Вениамину, но еще до его казни Н. провел 12 июля в петергофском соборе при большом скоплении верующих богослужение, во время к-рого был совершён молебен за лишенных свободы патриарха Тихона и митр. Вениамина, им пропели «многая лета». Казнь сщмч. Вениамина († 13 авг. 1922), несомненно, стала для Н. личным потрясением и укрепила его желание бороться с обновленцами. При этом летом 1922 г. Н., как и временно управлявший Петроградской епархией Ямбургский еп. Алексий (Симанский), отказался от открытого выступления против обновленчества, используя тактику затягивания переговоров о признании обновленческих Высшего церковного управления (ВЦУ) и Петроградского епархиального управления (ПЕУ). После того как 25 июля было получено уведомление от ПЕУ о вступлении на Петроградскую кафедру назначенного ВЦУ обновленческого «архиепископа» Николая Соболева с предписанием возносить его имя за богослужением, на следующий день Н. подал заявление в ПЕУ о предоставлении ему отпуска на месяц «по болезни» и передал управление лаврой помощнику наместника иером. Иоасафу (Журманову; с 3 авг. 1922 архимандрит, впосл. архиепископ). Это дало отсрочку Н. еще на неск. недель. 25 авг. Н. вновь подал в ПЕУ заявление на отпуск на месяц с оставлением за собой общего управления Александро-Невской лаврой. Только 14 сент. ПЕУ назначило новым настоятелем лавры признавшего обновленческие органы управления архим. Иоасафа.

К тому времени Н. вместе с Ямбургским еп. Алексием (Симанским) уже занимался организацией т. н. Петроградской автокефалии (провозглашение в это время церковных «автокефалий» в целом ряде регионов страны означало не выход местных правосл. общин из состава Московского Патриархата, а, напротив, выражение поддержки арестованного патриарха Тихона и отказ признавать над собой власть обновленческого ВЦУ в Москве). 26 авг. 1922 г. Н. и еп. Алексий во главе инициативной группы духовенства и мирян, представлявших 30 приходов Петрограда, подали в Петроградский губисполком заявление. В нем декларировалась лояльность правосл. верующих к советской власти, но при этом говорилось о невозможности признания ими обновленческого ВЦУ как самочинного и неканонического учреждения. 1 сент. та же инициативная группа подала на утверждение в губисполком проект устава независимой от ВЦУ церковной орг-ции «Петроградская православная кафолическая церковь» (18 окт. губисполком принял решение об отказе в регистрации). После ареста 24 сент. 1922 г. еп. Алексия Н. встал во главе Петроградской автокефалии. 28 окт. того же года обновленческое ВЦУ объявило об увольнении Н. на покой, но он не подчинился и продолжил служение.

Иером. Николай (Ярушевич). Фотография. 1914 г.

Возглавив борьбу с обновленчеством в Петрограде, Н. при этом демонстрировал определенную гибкость: не относился к отпавшим в обновленчество священнослужителям слишком строго и не требовал от них покаяния, считая достаточным для воссоединения их с правосл. Церковью простого заявления и сослужения с ним. Подобная политика вызывала подозрения у более радикально настроенных противников обновленчества. Не имея офиц. признания властей, подвергаясь нападкам как обновленцев, так и консервативной части духовенства, Н. за короткий срок сумел по существу воссоздать правосл. Петроградскую епархию, в к-рую вошли 65 городских приходов. Совершая многочисленные богослужения в церквах, Н. произносил пламенные проповеди, призывая верующих постоять за истинное Православие. Популярность Н. росла, его стали признавать своим архиереем и некоторые приходы соседних Олонецкой и Новгородской епархий. Теряющие влияние в Петрограде обновленцы в своих обращениях в органы власти обвиняли Н. в том, что он «помимо епархиальной власти самостоятельно назначает на места в приходы, возводит в протоиереи, возлагает митры, посвящает в священники, протодиаконы и диаконы разных лиц; совершает, где желает, церковные службы, имеет свое особое управление и в общем не признает новой епископской власти». Обновленцы требовали от властей удаления Н. из Петрограда, выражая недоумение, что он остается «неуязвим», тогда как еп. Алексий (Симанский) был выслан в Семипалатинск, «не будучи таким упорным раскольником». Петроградский губотдел ГПУ также считал, что Н. представляет политическую опасность. 4 окт. 1922 г. сотрудники отдела попытались арестовать епископа, но не нашли его по известному им адресу. Новые попытки ареста было решено не предпринимать до получения прямого указания из Москвы. Тем не менее в сводке отдела ГПУ «О деятельности религиозных культов» с 1 по 15 нояб. 1922 г. делался вывод, что Н. «...не мешало бы перебросить в другую епархию».

Во многом успехи Н. в борьбе с обновленчеством объяснялись тем, что ему удалось наладить отношения с Петроградским губисполкомом. Этот орган, возглавлявшийся Г. Е. Зиновьевым, влиятельным членом Политбюро ЦК РКП(б), проводил достаточно самостоятельную политику по отношению к религ. орг-циям. Однако в нач. 1923 г. произошло прямое вмешательство в церковную ситуацию в Петрограде центральных партийно-гос. структур. Причиной тому стали поступавшие в Москву от осведомителей ГПУ сообщения о полном разгроме петроградского обновленчества и о возможном избрании Н. на Петроградскую митрополичью кафедру. В одном из таких рапортов, от 6 янв. 1923 г., говорилось: «В последнее время автокефалисты особенно энергично начали свою работу... На Рождественских святках ходят по приходам, агитируют против обновленческого движения и соввласти… На подобную агитацию Николай Ярушевич дает благословение протодиакону Князь-Владимирского собора, запрещенному в священнослужении обновленцами за контрреволюционную агитацию. В подтверждение получения заграничных инструкций служит их теперешняя очень сильная агитация выборных Петроградского митрополита - выбрать Николая Ярушевича. При агитации Ярушевич выдвигается как человек высокого ума и надежный в политическом отношении».

11 янв. 1923 г. в Петроград прибыл с инспекцией начальник 6-го (антицерковного) отд-ния Секретного отдела ГПУ Е. А. Тучков. По результатам поездки он представил 26 янв. своему руководству доклад, в к-ром объяснял провал в Петрограде «работы по расколу среди церковников» тем, что «проведением работы всецело ведал отдел управления Губисполкома в лице тов. Кондратьева и его 2 помощников, которые конечно наших директив не читали и проводили свою политику, заключающуюся в осоветизации церкви и поддержке наиболее популярных и видных среди мирян попов - в данном случае - автокефалистов, в лице... епископа Ерушевича (так в документе.- Ред.). Такого же взгляда очевидно держался и Губком, в частности тов. Зиновьев». Тучков докладывал: «После того, как мною на специально созванном совещании в Губисполкоме была сделана информация и выражена точка зрения Центра, тов. Питерцы согласились и решили передать всю работу Губотделу ГПУ... Автокефалию же ликвидировать путем ареста 4-5 человек». 30 янв. вопрос о положении в Петрограде был рассмотрен на заседании Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б) (см. Комиссия по проведению отделения церкви от государства). Комиссия после сообщения Тучкова осудила местные органы власти, к-рые не проявляли должной жесткости по отношению к «тихоновщине». В частности, было признано «вопиющей ненормальностью», что «церковная политика в Питере ведется не ГПУ под контролем и руководством парторганизации, а отделом управления Петросовета». Для «выправления линии политики в церковных делах» было указано: «Намеченных ГПУ пять питерских церковников, возглавляющих автокефальное движение в Питере, во главе с епископом Ерушевичем - арестовать и выслать».

3 февр. Н. вызвали в Петроградский отдел ГПУ. С него была взята подписка в том, что он обязуется по первому требованию являться в ГПУ «для объяснений», а также регулярно сообщать о своем местонахождении. 8 февр. Н. известил, что будет в ближайшие дни жить у родных. 9 февр. он был арестован в квартире отца на Васильевском о-ве. В тот же день были арестованы 4 петроградских священнослужителя - ближайшие помощники Н. После ареста руководства Петроградской автокефалии последовал массовый захват городских храмов обновленцами, поддержанными властями; православным в Петрограде удалось удержать всего 10 приходов.

Н. был помещен во внутреннюю тюрьму ГПУ на Шпалерной ул. Ему было предъявлено обвинение в том, что он «умышленно давал разрешение своим подчиненным на служение молебнов на квартирах верующих, где последние вели антисоветскую агитацию». На допросах 10 и 13 февр. Н. отказался признать себя виновным в к.-л. действиях против гос. власти. Больше допросы не проводились. Н. и др. обвиняемых перевели в Москву, где содержали в тюрьме ГПУ на Лубянке, затем в Бутырской тюрьме. 27 февр. Антирелигиозная комиссия, рассмотрев дело Н., постановила: «Срочно закончить дело и выслать». 30 марта 1923 г. Комиссия НКВД по адм. высылкам во внесудебном порядке приняла решение о высылке Н. на 3 года в Коми (Зырян) автономную обл. под надзор местных органов ГПУ. Н. был тяжело болен из-за обострения ревматизма, что, возможно, временно подорвало его решимость продолжать борьбу с обновленчеством. 2 мая он написал в Бутырской тюрьме письмо на имя руководителя обновленцев Введенского с просьбой ходатайствовать об освобождении его на поруки. В своем письме Н. признавал постановления проходившего в то время обновленческого «Второго Поместного Собора», в т. ч. о лишении сана патриарха Тихона. Письмо, вероятно, не дошло до адресата и для дальнейшей судьбы Н. значения не имело. 13 мая он был отправлен по этапу в ссылку. Отбывал срок ссылки в с. Усть-Кулом, работал там заведующим метеорологической станцией (с окт. 1923). В Усть-Куломе проживало много ссыльных священнослужителей. Нек-рое время вместе с Н. там также отбывали ссылку митр. сщмч. Кирилл (Смирнов) и епископы священноисповедники Афанасий (Сахаров) и Василий (Преображенский). Н. регулярно совершал богослужение вместе с неск. петроградскими священниками у себя дома (усть-куломский храм был захвачен обновленцами), по праздникам посещал домашние богослужения, проводимые митр. Кириллом. В ссылке написал акафист Божией Матери, к-рый совершал позднее перед Ее иконой, именуемой «Млекопитательница».

В марте 1926 г., отбыв срок ссылки, вернулся в Ленинград. Вступил в управление Петергофским, а позднее и Кронштадтским вик-ством. Проживал в Петергофе (Красный проезд, 40), служил настоятелем местного Петропавловского собора. 19 апр. 1927 г., после ареста викарного Кингисеппского еп. Гавриила (Воеводина), временно управлявшего Ленинградской епархией в условиях недопущения властями на кафедру Ленинградского митр. Иосифа (Петровых), Н. вступил во временное управление епархией. Вскоре он совершил поездку в Москву для встречи с недавно освобожденным из тюрьмы заместителем патриаршего местоблюстителя митр. Сергием (Страгородским; впосл. патриарх Московский и всея Руси). Н. активно поддержал заместителя местоблюстителя в его действиях по легализации органов церковного управления при выполнении Церковью ряда условий, поставленных гос. органами; выразил полное согласие с «Декларацией» 1927 г. о лояльности к советской власти, в то время как значительная часть ленинградского духовенства отрицательно относилась к новому курсу митр. Сергия, усматривая в нем угрозу вмешательства гос. структур во внутрицерковные дела. В сент. 1927 г. руководимый митр. Сергием Временный Синод под нажимом ОГПУ принял решение о переводе митр. Иосифа с Ленинградской на Одесскую кафедру, которому тот не подчинился. Противостояние митрополитов Сергия и Иосифа вызвало в Ленинградской епархии серьезные разногласия среди духовенства. Исполняя решение Синода и митр. Сергия, Н. в окт. того же года дал указание прекратить поминовение за богослужением митр. Иосифа как правящего архиерея и начать возносить свое имя; также было дано распоряжение об обязательном оглашении в ленинградских храмах текста «Декларации» митр. Сергия. После этого Н. столкнулся с открытой оппозицией со стороны др. викариев и мн. авторитетных священнослужителей епархии.

14 нояб. было получено разрешение властей на легализацию Ленинградского епархиального управления, однако при регистрации из его состава были исключены внесенные туда Н. кандидатуры сторонников митр. Иосифа (см. Иосифлянство) во главе с викарным Гдовским еп. Димитрием (Любимовым). Т. о. власти преднамеренно способствовали обострению церковного конфликта в Ленинграде. Ту же цель преследовал и запрет властей на запланированный приезд туда митр. Сергия, к-рый выразил желание взять епархию под личное управление и мог бы разрядить обстановку. В нек-рых приходах Ленинграда перестали поминать за богослужением митр. Сергия, др. викарии, кроме новоназначенного Детскосельского еп. Сергия (Зенкевича), уклонялись от совместных богослужений с Петергофским архиереем. 26 дек. 1927 г. Н. был приглашен на квартиру еп. Димитрия (Любимова), где ему сообщили об офиц. разрыве еп. Димитрия и Копорского еп. Сергия (Дружинина) с митр. Сергием. 30 дек. Временный Синод запретил епископов Димитрия и Сергия в священнослужении, в тот же день Н. принял меры прещения против поддержавших их ленинградских клириков. Однако оппозиционное духовенство отказалось признать эти запрещения. В результате происшедшего разделения 19 городских приходов, в т. ч. кафедральный Воскресенский собор, присоединились к иосифлянскому движению (в дальнейшем число иосифлянских храмов в Ленинграде увеличилось до 21, что составляло ок. 20% городских церквей).

10 февр. 1928 г. на Ленинградскую кафедру был назначен митр. сщмч. Серафим (Чичагов). Н. стал его ближайшим помощником, с осени того же года он являлся председателем Временного Ленинградского епархиального совета. Активно противостоял иосифлянам, убеждая паству в правильности избранного митр. Сергием пути и опасности открытого противостояния гос. властям. Общины сторонников митр. Иосифа стали первыми жертвами репрессий, проводившихся с кон. 20-х гг. Из 21 иосифлянского храма только 6 вернулись в юрисдикцию митр. Сергия, остальные были закрыты властями. С 1930 г. проводились массовые аресты иосифлянского духовенства. В 1931 г. Н. проходил в качестве свидетеля по ряду следственных дел о «церковной контрреволюции», дал обвинительные показания против некоторых священнослужителей (в т. ч. прот. сщмч. Николая Симо). С 1932 г. репрессии властей распространились и на сторонников митр. Сергия. В 1933 г. начались массовые выселения из Ленинграда священнослужителей под предлогом введения обязательной паспортизации. В апр. того же года вынужден был покинуть город и митр. Серафим, переехавший в г. Тихвин Ленинградской обл. После этого фактическое управление Ленинградской епархией перешло к Н. Летом 1933 и в нач. 1934 г. он вел негласные переговоры с Жаном (Иоанном) Амудрю, настоятелем ленинградского римско-католич. храма Пресв. Девы Марии Лурдской. По сообщениям Амудрю, Н. якобы выражал желание перейти в католичество с сохранением вост. обряда. Возможно, переговоры были инспирированы ОГПУ, хотя у части правосл. епископата в условиях массовых гонений на Церковь в 30-х гг. XX в. появились соображения о сближении с Римско-католической Церковью с целью совместного противостояния «безбожной власти». Эти контакты не имели продолжения.

5 окт. 1933 г. в связи с уходом митр. Серафима на покой на Ленинградскую кафедру был назначен митр. Алексий (Симанский); Н. стал его 1-м викарием. В 1935 г. был возведен в сан архиепископа с предоставлением прав епархиального архиерея. С сер. 30-х гг. еще более усилились гонения на Церковь. С мая 1935 г. прекратил действовать Епархиальный совет. В Ленинграде проводились массовые аресты священнослужителей и активных прихожан, в рамках кампаний по очищению города от «социально-чуждого элемента» шло дальнейшее выселение духовенства, массово закрывались храмы. Осенью 1936 г. митр. Алексий возложил на Н. управление приходами Псковской и Новгородской епархий. В мае 1937 г. митр. Алексий, оставив в своем ведении только церкви Ленинграда и ближайших к нему районов, поручил ведению Н. все остальные приходы Ленинградской епархии, а также находившиеся под управлением Ленинградского архиерея приходы Боровичской, Череповецкой, Олонецкой и части Архангельской епархий. Всего на тот момент в церковной области митрополита Ленинградского, охватывавшей весь северо-запад России, действовали 850 храмов, из них 53 - в Ленинграде и его ближайших пригородах. Т. о., под управление Н. перешли почти 800 приходов, разбросанных на огромной территории - от Ледовитого океана до Валдайской возвышенности. Однако в 1937-1938 гг. большую часть священнослужителей репрессировали, а их храмы были закрыты. К нач. 40-х гг. в области митрополита Ленинградского оставалось лишь ок. 30 действующих церквей, из них 12 - в Ленинграде и ближайших окрестностях. В Петергофе с кон. 1937 г. были закрыты все храмы, кроме кладбищенской Троицкой ц. Часть храмов, формально не закрытых, не действовали из-за нехватки духовенства после прошедших репрессий. В связи с этим Н. по поручению митр. Алексия также выполнял и священнические послушания. С 14 нояб. 1936 по 4 марта 1937 г. он являлся настоятелем Князь-Владимирского собора, а с 4 марта 1938 по 19 мая 1939 г.- Николо-Богоявленского собора Ленинграда, позднее состоял там в штате священнослужителей. В нач. 1939 г. Н. было запрещено жить в Ленинграде (к к-рому административно относился и Петергоф), он был вынужден переехать в пос. Татьянино Ленинградской обл., вблизи г. Красногвардейска (ныне Гатчина). К тому времени Н. остался одним из 4 последних в СССР архиереев, продолжавших служение на своих кафедрах.

28 окт. 1940 г. патриарший местоблюститель митр. Сергий (Страгородский) назначил Н. экзархом зап. областей Украины и Белоруссии, ранее входивших в состав Польши и присоединенных к СССР осенью 1939 г. На этих территориях действовало ок. 2 тыс. правосл. храмов - в несколько раз больше, чем было в это время в остальном СССР. Н. также назначался правящим архиереем Волынской и Луцкой епархии и священноархимандритом Почаевской Успенской лавры. Под его непосредственным управлением находилось ок. 800 приходов и 5 мон-рей на территории Волынской и Ровенской областей. Резиденция Н. размещалась при кафедральном Троицком соборе Луцка. 9 марта 1941 г. возведен в сан митрополита с сохранением титула «Волынский и Луцкий». Регулярно объезжал приходы своей епархии. Наиболее часто ездил в Ровно, где находился 2-й кафедральный храм - в честь Воскресения Христова, а также в Почаевскую лавру и в Кременец для встреч с ближайшим своим помощником в управлении Экзархатом архиеп. Тарнопольским и Галицким Алексием (Громадским; впосл. митрополит). Главной задачей Н. было оформить канонический переход в юрисдикцию РПЦ епископата и духовенства, ранее пребывавших в Польской Православной Церкви, неканонично провозглашенной в 1923 г. автокефальной. Н. добился письменного признания власти Московской Патриархии от всех западноукраинских и западнобелорусских архиереев, за исключением Пинского архиеп. Александра (Иноземцева), к-рый, поддерживая офиц. переписку с Московской Патриархией, не вступил с ней в евхаристическое общение, отказался посетить Москву, а также приехать в Луцк к Н., несмотря на многочисленные приглашения с его стороны. Архиеп. Александр уклонялся от выполнения распоряжений Н. и Патриархии, ссылаясь на неопределенность канонического положения его епархии.

Своеобразным ответом на подобную политику архиеп. Александра было образование по инициативе Н. в марте 1941 г. на части территории Пинской епархии Брестского викариатства, переданного в состав Гродненской епархии. На новоучрежденную Брестскую кафедру 30 марта в Москве был хиротонисан архим. Венедикт (Бобковский; впосл. архиепископ). После неоднократных предупреждений за отказ официально оформить свое присоединение к РПЦ архиеп. Александр указом Московской Патриархии от 2 июня 1941 г. был уволен с Пинской кафедры. Новым главой Пинской епархии по рекомендации Н. был назначен архим. Вениамин (Новицкий; впосл. архиепископ), хиротонисанный 15 июня 1941 г. в Луцке. По инициативе Н. также была возрождена правосл. архиерейская кафедра во Львове. 27 (по др. данным, 29) марта 1941 г. в Москве состоялась хиротония во епископа Львовского наместника Почаевской лавры архим. Пантелеимона (Рудыка; впосл. архиепископ). Хиротонии епископов Пантелеимона, Венедикта и Вениамина (из них 2 проведены в Москве) были первыми архиерейскими хиротониями в РПЦ с 1936 г. и символизировали окончание периода наиболее жестокого преследования Церкви советскими властями. Образование Львовской епархии должно было начать процесс воссоединения укр. униатов с Православием. Весной 1941 г. Н. занимался на Волыни отбором священников, давших согласие на переезд в Галицию для служения на миссионерских приходах и для распространения Православия среди униатов. Благодаря усилиям Н. удалось вернуть правосл. общинам некоторые храмы, ранее обращенные в Польше в католич. костелы. В частности, вновь стал православным соборный храм бывш. Новозагоровского Рождество-Богородичного муж. мон-ря в с. Нов. Загоров (ныне Локачинского р-на Волынской обл.) с чудотворной Загоровской иконой Божией Матери. По рекомендации Н. 30 мая 1941 г. было утверждено новое священноначалие Почаевской Успенской лавры: новым наместником лавры в связи с переездом еп. Пантелеимона во Львов стал архим. Панкратий (Гладков; впосл. епископ), а его помощником и казначеем лавры - архим. Нектарий (Григорьев; впосл. митрополит).

Во 2-й пол. июня 1941 г. Н. выехал по вызову митр. Сергия в Москву, где его застало начало Великой Отечественной войны. Вскоре он вернулся на Украину, но Луцк к тому времени был уже занят нем. войсками. Из прифронтовой зоны Н. прибыл в Киев и 15 июля 1941 г. был назначен митрополитом Киевским и Галицким, экзархом Украины. В кон. июля в связи с приближением к Киеву нем. войск Н. был эвакуирован в Москву. Проводил богослужения в Богоявленском соборе в Елохове, произносил проповеди патриотического содержания. 14 окт. 1941 г. Н. вместе с митр. Сергием и их ближайшим окружением был эвакуирован из Москвы. Нек-рое время пребывал вместе с митр. Сергием в Ульяновске. В дек. переехал в Куйбышев (ныне Самара), а в сер. февр. 1942 г. вернулся в Москву. Поселился в резиденции митр. Сергия в Бауманском пер., 6 (проживал в этом небольшом деревянном доме до конца жизни). 4 марта 1942 г. назначен временно управляющим московскими городскими храмами (до возвращения в Москву митр. Сергия в кон. авг. 1943) и управляющим приходами Московской обл. (см. Крутицкая кафедра). Примечательно, что с этого времени и до осени 1943 г. Н. обычно не титуловался экзархом Украины (видимо, это связано с негласным признанием Московской Патриархией избрания Собором укр. архиереев на оккупированной территории нового экзарха митр. Волынского и Житомирского Алексия (Громадского)).

Николай (Ярушевич), еп. Петергофский. Фотография. 1926 г.

Н. активно участвовал в патриотической деятельности Русской Церкви, руководил сбором церковных пожертвований на нужды фронта. В марте 1942 г. Н. возглавил редакционную комиссию по изданию кн. «Правда о религии в СССР». Книга была издана при содействии советских властей и преследовала в значительной степени пропагандистские цели, однако она стала значимым событием, к-рое способствовало позитивному развитию государственно-церковных отношений. Вскоре редакционная комиссия под рук. Н. приступила к работе над кн. «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война» (изд. осенью 1943). В дальнейшем редакционная комиссия стала основой для организации Издательского отдела Московской Патриархии (см. ст. Издательский отдел, Издательский совет, Издательство Московского Патриархата). В нояб. 1942 г. Н. стал членом Чрезвычайной гос. комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Включение в состав гос. комиссии наряду с видными гос. и общественными деятелями иерарха РПЦ имело большое политическое значение. Н. был 1-м представителем Церкви за годы советской власти, приглашенным в офиц. гос. орган. Особое внимание в работе комиссии Н. уделял выявлению фактов разрушения и разграбления храмов, убийства клириков и верующих всех религ. конфессий. Как член гос. комиссии Н. участвовал в командировках в недавно освобожденные от нем. оккупации города Смоленской обл., Ясную Поляну, Калугу, Калинин, пригороды Ленинграда (в т. ч. разрушенный Петергоф), Киев, Крым. Во многом под впечатлением увиденного во время этих поездок были написаны статьи Н., публиковавшиеся в «Журнале Московской Патриархии», начавшем выходить с сент. 1943 г. Большой общественный резонанс имела речь Н. на III Всеславянском митинге в Москве 9 мая 1943 г.- первом в СССР публичном выступлении архиерея РПЦ на представительном собрании межгос. уровня.

4 сент. 1943 г. состоялась встреча патриаршего местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского), Ленинградского митр. Алексия (Симанского) и Н. с руководителем Советского гос-ва И. В. Сталиным, во время которой были решены принципиальные вопросы дальнейшего развития государственно-церковных отношений. Н. был участником Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 8 сент. 1943 г., избравшего митр. Сергия патриархом Московским и всея Руси. Тогда же Н. стал постоянным членом Синода РПЦ. 7 окт. 1943 г. патриарх Сергий подтвердил полномочия Н. по управлению приходами Московской обл. Осенью 1943 г. в связи с освобождением Киева и значительной части Украины встал вопрос о дальнейшем статусе Н. Гос. власти намеревались использовать высокий авторитет Н. при решении проблем на освобождаемой территории и предлагали сохранить за ним титула экзарха (известна резолюция зам. главы правительства В. М. Молотова от 13 окт. 1943 на докладе председателя Совета по делам РПЦ Г. Г. Карпова: «Временно от снятия Николая с Украины нужно будет воздержаться»). Однако патриарх Сергий настаивал перед руководством Совета по делам РПЦ на оставлении Н. в Москве в качестве своего ближайшего помощника. 28 янв. 1944 г. определением патриарха Сергия и Синода РПЦ Н. был освобожден от обязанностей экзарха Украины и назначен митрополитом Крутицким (с 7 апр. 1947 митрополит Крутицкий и Коломенский), управляющим в качестве патриаршего наместника Московской епархией, кроме храмов Москвы, оставшихся в ведении патриарха. При этом за Н. были сохранены имевшиеся у него, как у Киевского архиерея, равные с патриаршими права на ношение 2-й панагии и преднесение креста за богослужением.

Кафедральным храмом и местом постоянного служения Н. стал московский храм Преображения Господня на Преображенской пл. В связи с нехваткой архиереев Н. также временно управлял с 26 мая 1944 г. Тульской (до июля 1944) и Калужской (до окт. 1945) епархиями. Провел мероприятия по ликвидации обновленческого раскола в Московской епархии, принимал в общение через покаяние возвращавшихся из обновленчества клириков. Продолжал активно вести патриотическую деятельность, стал наиболее общественно известным в стране и за рубежом иерархом Русской Церкви. 7 марта того же года провел торжественную передачу войскам танковой колонны «Дмитрий Донской», построенной на церковные пожертвования, что широко освещалось в печати и имело большое значение для демонстрации патриотической роли Церкви и ее значения в жизни гос-ва. 19 сент. 1944 г. вместе с группой духовенства Московской и Тульской епархий Н. был награжден медалью «За оборону Москвы» - один из первых в СССР случаев награждения священнослужителей гос. наградами (ранее, в нояб. 1943, медалями «За оборону Ленинграда» были награждены митр. Алексий (Симанский) и неск. священников Ленинградской епархии). Также он был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

После избрания Поместным Собором Русской Православной Церкви 31 янв.- 2 февр. 1945 г. новым патриархом Московским и всея Руси Ленинградского митр. Алексия (Симанского) обсуждался вопрос о переводе Н. на Ленинградскую кафедру, для него в городе уже было выделено жилье. Однако из-за церковно-адм. дел, требовавших присутствия Н. в Москве, он был оставлен на Крутицкой кафедре. 10 апр. того же года присутствовал на офиц. приеме Сталиным патриарха Алексия I. Во время встречи обсуждались гл. обр. вопросы международной деятельности Московской Патриархии. В этой работе Н. вскоре пришлось принять активное участие, а в дальнейшем и возглавить ее. В мае-июне 1945 г. Н. был членом делегации РПЦ во главе с патриархом Алексием I, посетившей Ближ. Восток - Сирию, Палестину и Египет. Из Каира, расставшись с патриархом, Н. вылетел в Великобританию, где встречался с высшими иерархами Англиканской Церкви, был принят кор. Георгом VI. В результате поездки Н. 2 прихода РПЦЗ в Великобритании (в Оксфорде и Лондоне) перешли в юрисдикцию РПЦ. В авг.-сент. того же года Н. совершил визит во Францию, главной целью к-рого было принятие в юрисдикцию РПЦ возглавляемого митр. Евлогием (Георгиевским) Западноевропейского экзархата русских приходов Константинопольского Патриархата, а также приходов Западноевропейской епархии РПЦЗ во главе с митр. Серафимом (Лукьяновым). Всего с Московским Патриархатом воссоединилось ок. 100 рус. приходов в Зап. Европе. Однако после кончины митр. Евлогия в авг. 1946 г. большая часть приходов Западноевропейского экзархата вернулась в юрисдикцию К-польского Патриархата. Возможно, ситуация развивалась бы по-иному, если Н. смог бы в решающий момент вновь приехать в Париж. Митр. Серафим неслучайно писал в это время патриарху Алексию I: «Крайне необходимо поспешить с приездом Владыки Николая, приобретшем здесь авторитет и доброе влияние. Никакое другое лицо не сможет здесь разобраться, как нужно».

В апр. 1946 г. Н. был назначен председателем новообразованного Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС), в задачи к-рого входило поддержание связей с зарубежными епархиями РПЦ и развитие отношений с автокефальными православными Церквами. Первые годы работы Н. в качестве руководителя внешнецерковного отдела были связаны в основном с подготовкой проведения в Москве представительного межправославного собрания. С янв. 1947 г. Н. являлся руководителем комиссии по созыву Всеправославного совещания, к-рое первоначально планировалось провести осенью того же года и приурочить к 30-летию восстановления Патриаршества в Русской Церкви. Затем из-за напряженной подготовительной работы совещание было перенесено на лето 1948 г. и приурочено к 500-летию со дня установления автокефалии Русской Церкви. На Совещание глав и представителей автокефальных православных Церквей в Москве в июле 1948 г. прибыли делегации 11 из 13 существовавших тогда каноничных Поместных Церквей. При этом отказалась прислать свою делегацию только Кипрская Церковь, делегация Иерусалимской Церкви не смогла прибыть из-за арабо-израильской войны в Палестине, Александрийская Церковь делегировала свои полномочия делегации Антиохийской Церкви, а делегации К-польской и Элладской Церквей приняли участие только в праздничных мероприятиях. Московское совещание 1948 г. сыграло большую роль в восстановлении межправославного сотрудничества после десятилетий вынужденной изоляции Русской Церкви, стало первым после длительного перерыва опытом совместной разработки Поместными Церквами богословских, канонических, церковно-исторических и литургических вопросов. Участники совещания осудили Римскую курию за недружественные действия по отношению к Православию, не сочли благовременным для своих Церквей участвовать в создании экуменического Всемирного Совета Церквей (ВСЦ), высказались за сохранение Александрийской пасхалии и продолжение диалога с англиканской Церковью, связали вопрос о признании англикан. иерейских рукоположений с изменениями вероучения в соответствии с православными догматами. Совещание продемонстрировало серьезность проблем во взаимоотношениях Московского Патриархата с К-польским Патриархатом.

После Всеправославного совещания 1948 г. обсуждалось проведение новых подобных мероприятий, к-рые должны были содействовать дальнейшему развитию отношений Московского Патриархата с др. Поместными Церквами, Восточными Патриархатами, усилить деятельность РПЦ на международной арене. Однако реализация подобных планов задержалась на 10 лет. Уже осенью 1948 г. партийно-государственное руководство СССР пошло на ужесточение своей политики по отношению к Церкви. Были введены ограничения на церковную преподавательскую и миссионерскую деятельность, прекращено открытие новых храмов, началась волна закрытий ранее открытых церквей, участились аресты среди духовенства. Существует мнение, что на ухудшение государственно-церковных отношений повлияло разочарование советских руководителей итогами Всеправославного совещания, к-рое не привело, как они ожидали, к превращению Московской Патриархии в подконтрольный им «православный Ватикан». Однако скорее всего возвращение (хотя и в гораздо меньших, чем в довоенный период, масштабах) мер гос. подавления церковной жизни было связано с общим ухудшением международной обстановки. Во время «холодной войны» у партийного руководства не было уверенности в возможности использовать Церковь за рубежом в своих интересах (политика зап. стран по противодействию советскому влиянию осложнила и межцерковные связи); также в условиях ожесточенной конфронтации с США и их союзниками отпадала необходимость демонстрировать зап. миру «расцвет» в СССР религ. свобод.

В этих условиях Н. удалось определить ту сферу деятельности Церкви, к-рая выглядела бы полезной для советского руководства и к-рая могла бы предотвратить новые антицерковные акции. Таким направлением стало участие в международном движении за мир, получившем тогда большую популярность среди левой общественности во мн. зап. странах. В марте 1949 г. Н. поставил перед Советом по делам РПЦ вопрос о направлении представителей Московского Патриархата на Всемирный конгресс сторонников мира в Париже. После одобрения этого предложения советским руководством Н. в апр. того же года принял участие в Парижском конгрессе сторонников мира как единственный представитель РПЦ (прот. Н. Колчицкому франц. власти отказали в визе). 22 апр. Н. выступил на конгрессе с яркой антивоенной речью, к-рая имела большой успех среди делегатов из мн. стран. 24 апр. митрополит участвовал в 500-тысячном антивоенном митинге в пригороде Парижа. Как докладывал о деятельности Н. на Парижском конгрессе представитель советского МИД: «Его выступления имели большой успех и были опубликованы во всех прогрессивных газетах. С точки зрения пропаганды наличие в составе советской делегации митрополита Крутицкого в качестве представителя православной церкви дало положительные результаты». По итогам работы конгресса Н. вошел в состав Постоянного комитета защиты мира. В авг. 1949 г. Н. участвовал в I Всесоюзной конференции защитников мира в Москве, был избран членом Советского комитета защиты мира. В дальнейшем он регулярно участвовал в международных и всесоюзных миротворческих конференциях, выступал по вопросам защиты мира в печати и в радиообращениях. В своих выступлениях в защиту мира Н. помимо общих вопросов, необходимости предотвращения новой войны обязательно обличал безответственность и агрессивность западных стран и восхвалял «мудрую и миролюбивую» политику СССР. Подобная вынужденная поддержка советской внешнеполитической деятельности со стороны РПЦ имела главной целью облегчить положение Церкви в Советском Союзе, что привело к положительным результатам. Так, напр., 19 июля 1949 г. Бюро по культуре Совета министров СССР рекомендовало отклонить подготовленные Советом по делам РПЦ в февр. того же года (т. е. до участия Н. во Всемирном конгрессе мира) предложения о сокращении количества духовных школ, начале ликвидации мон-рей, ограничении церковной издательской деятельности как «несвоевременные и нецелесообразные». В то же время выступления Н. с восхвалениями советского режима вызывали резко негативную реакцию у значительной части рус. зарубежной общественности, в т. ч. церковной. Его прямо обвиняли в грубом искажении правды о положении Церкви в СССР, в том, что в своих выступлениях он ни слова не говорил «о разрушенных храмах, замученных епископах и других священнослужителях, о переполненных концлагерях, рабском труде и других характерных особенностях советского режима» (из рождественского послания 1953 г. первоиерарха РПЦЗ митр. Анастасия (Грибановского)).

При том, что в кон. 40-х - нач. 50-х гг. ХХ в. борьба за мир считалась приоритетной во внешнецерковной деятельности, Н., как главе ОВЦС, приходилось решать текущие вопросы руководства зарубежными Экзархатами, епархиями, миссиями и приходами, положение которых крайне осложнилось во время «холодной войны» (напр., в США число приходов РПЦ в этот период сократилось в 4 раза). Важным направлением работы Н. также было урегулирование канонического статуса и укрепление положения православных Церквей в странах Вост. Европы, где были установлены просоветские режимы «народной демократии». В 1948 г. РПЦ предоставила каноническую автокефалию Польской Православной Церкви, в 1951 г.- Православной Церкви Чехии и Словакии (находилась в юрисдикции Московского Патриархата с 1948). РПЦ координировала свою деятельность по присоединению к Православию униатов с Польской, Чехословацкой и Румынской Церквами. В 1952 г. состоялась передача Болгарской Православной Церкви приходов и мон-рей РПЦ на территории Болгарии, где было упразднено благочиние рус. правосл. общин. Стали постоянными контакты с Восточными Патриархами, к-рые получали через РПЦ финансовую и материальную поддержку со стороны СССР. В то же время связи с К-польской, Элладской и Кипрской Церквами оставались формальными.

После смерти в 1953 г. Сталина и особенно с сер. 50-х гг. происходило улучшение государственно-церковных отношений. Заметным событием, демонстрировавшим изменение отношения советского руководства к Церкви, стало награждение иерархов РПЦ высокими гос. наградами. За свою миротворческую деятельность Н. был награжден в 1955 г. орденом Трудового Красного Знамени. Важное значение имела офиц. встреча 26 марта 1956 г. председателя Совета министров СССР Н. А. Булганина с патриархом Алексием I и Н. В ходе встречи обсуждались вопросы об открытии по ходатайству верующих правосл. храмов, о передаче Церкви нек-рых помещений в Троице-Сергиевой лавре, о распространении трудового законодательства на рабочих и служащих церковных орг-ций, об изменении порядка обложения духовенства подоходным налогом. Булганин дал положительные ответы на поставленные перед ним вопросы и заявил, что никакого наступления на религию больше не будет (в действительности относительная нормализация государственно-церковных отношений продлилась лишь неск. лет). Патриарх и Н. напомнили главе советского правительства о тысячах заключенных священнослужителях, все еще томившихся в лагерях и ссылках. Булганин заверил их, что в ближайшее время все невиновные священники выйдут на свободу.

В связи с некоторым снижением международной напряженности в этот период советское руководство вновь проявило интерес к сотрудничеству с РПЦ во внешнеполитической сфере. Одновременно изменилось к лучшему и отношение к РПЦ в зап. странах. Как глава ОВЦС Н. сумел использовать благоприятные условия для активизации внешнецерковной деятельности Московского Патриархата. В 1956 г. произошел обмен визитами делегаций Национального совета христианских церквей США и религ. организаций СССР. В марте 1956 г. Н. участвовал в переговорах с амер. делегацией в Москве, а в июне возглавил религ. делегацию из СССР, посетившую США. Во время визитов велись дискуссии по вопросу участия христ. Церквей в движении по защите мира, в частных беседах с руководителями амер. делегации, представлявшими также и ВСЦ, обсуждались перспективы вступления в него РПЦ. Во 2-й пол. 50-х гг. при участии Н. были начаты богословские диалоги РПЦ с Англиканской Церковью и Евангелической Церковью Германии. В июне 1956 г. в Москве состоялась православно-англикан. конференция, участники к-рой изложили понимание ими важнейших богословских вопросов и выработали план будущей богословской дискуссии. В окт. 1959 г. в Арнольдсхайне (ФРГ) прошло 1-е богословское собеседование представителей РПЦ и Евангелической Церкви Германии, положившее начало длительному диалогу с одной из влиятельных протестантских Церквей.

Одновременно с установлением контактов с инославными конфессиями шло развитие отношений РПЦ с др. православными Церквами. В 1956 г. были восстановлены дружественные отношения с Сербской Православной Церковью, прерванные из-за советско-югославского конфликта в предшествующий период; начатые Н. в ходе его визита в Финляндию в 1953 г. переговоры с Финляндской Православной Церковью завершились в 1957 г. признанием РПЦ ее автономного статуса в юрисдикции К-польского Патриархата. Во многом это рассматривалось как жест доброй воли со стороны Русской Церкви по отношению к К-польской Церкви. Наиболее серьезной проблемой во взаимоотношениях с К-польским Патриархатом был отказ К-польского патриарха в признании священноначалия Поместных Церквей Восточной и Юго-Восточной Европы, находившихся в сфере влияния СССР: Польской, Чехословацкой, Болгарской и Албанской. В мае 1958 г. в Москве было созвано Совещание глав и представителей автокефальных Церквей, приуроченное к празднованию 40-летия восстановления Патриаршества в Русской Церкви. В нем участвовали делегации 12 из 14 Поместных Церквей (кроме Кипрской и Иерусалимской), только 3 из прибывших делегаций не были представлены главами Церквей (К-польская, Элладская и Сербская, последняя - из-за проблем с югославским руководством). Руководители СССР планировали использовать новое совещание в своих интересах, о чем свидетельствует встреча 17 мая 1958 г. руководителя Советского государства Н. С. Хрущёва с патриархом Алексием I и Н.

Хрущёв выразил пожелание, чтобы совещание приняло подготовленную Советом по делам РПЦ декларацию по проблемам защиты мира, хотя патриарх предлагал предоставить составление документа самим участникам совещания. Хрущёв дал уклончивые ответы на просьбы патриарха Алексия I и Н. об открытии новых храмов, создании патриаршей типографии, прекращении выхода статей и радиопередач, оскорбляющих чувства верующих. Всеправославное совещание 1958 г., сыграв свою роль в сближении позиций Поместных Церквей, не дало тех результатов, на к-рое рассчитывало советское руководство. Представители К-польской и Элладской Церквей отказались подписать итоговые документы совещания без санкции своих предстоятелей. Совещание не высказало определенного мнения по поводу отношения к экуменизму и ВСЦ. Однако в докладе на торжественном акте в МДА 13 мая 1958 г. Н. дал понять участникам совещания об изменении ситуации в сравнении с 1948 г., когда РПЦ отказалась от участия в ВСЦ, и заявил о готовности к офиц. переговорам с его представителями. В авг. того же года в Утрехте состоялась встреча делегации Московского Патриархата во главе с Н. с руководителями ВСЦ. В дек. 1959 г. в Москву прибыла делегация ВСЦ во главе с ее Генеральным секретарем В. А. Виссер'т Хоофтом, однако сторонам в ходе переговоров не удалось прийти к соглашению. Переговоры с ВСЦ происходили уже в разгар новой антицерковной кампании, и их негативный результат сказался на дальнейшей судьбе Н. Тем не менее последующие большие успехи Московского Патриархата во внешнецерковной деятельности в нач. 60-х гг.- участие во всеправославных совещаниях на о-ве Родос, вступление в ВСЦ - во многом были подготовлены предыдущей работой ОВЦС во главе с Н. в 50-х гг.

Помимо внешнецерковных дел на Н. было возложено руководство издательской деятельностью РПЦ. С сент. 1943 г. он являлся членом редакционной комиссии возрожденного «Журнала Московской Патриархии». В кон. 1946 г. Н. был назначен руководителем церковного журнала, а в нач. 1947 г. стал председателем созданного на его базе Издательского отдела Московского Патриархата. При Н. отдел переехал из здания Патриархии в Чистом пер. на территорию закрытого в 1922 г. Новодевичьего мон-ря и получил служебное помещение в Лопухинском корпусе и техническое помещение при трапезной, входящей в ансамбль Успенского храма. Несмотря на все усилия Н., ему не удалось добиться от гос. властей создания собственного издательства Патриархии с типографией (хотя оборудование для нее было приобретено уже в 1945); церковные издания продолжали печататься в гос. издательствах, как правило с большой задержкой. Тем не менее за годы руководства Н. в церковном издательском деле были достигнуты значительные успехи. Многократно вырос тираж «Журнала Московской Патриархии», была выработана его структура с системой тематических рубрик, важнейшей из к-рых стал с 1949 г. разд. «В защиту мира», в к-ром регулярно публиковались статьи Н., также он был постоянным автором в разделе «Церковная проповедь».

Продолжалось регулярное издание «Православного церковного календаря». В дополнение к нему с 1949 по 1958 г. издавались также ежегодники «Богослужебные указания». При Н., руководителе Издательского отдела, увидел свет целый ряд богослужебных изданий: 4 службы на праздники (Рождество Христово, Богоявление, Сретение и Успение, 1947-1950), Псалтирь следованная и Типикон (1954), Требник (1956), Служебник (1958). В 1956 г. впервые с 1917 г. вышло издание Библии. Был опубликован отдельной книгой Новый Завет с Псалтирью. Отдел занимался изданием и офиц. церковных материалов. Были выпущены в свет «Деяния Совещания Глав и представителей Автокефальных Православных Церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви 8-18 июля 1948 г.» (1949; на рус. и франц. языках), кн. «Русская Православная Церковь. Устройство. Положение. Деятельность» (1958; издана также на англ., араб., итал., исп., нем. и франц. языках). Публиковались книги по миротворческой тематике: «Русская Православная Церковь в борьбе за мир. Постановления, послания, обращения, призывы, речи, статьи» (1950; то же на англ., франц., нем. языках); «Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР, посвященная вопросу защиты мира. Загорск, Троице-Сергиева Лавра, 9-12 мая 1952 г.» (1952; то же на англ., араб., нем., франц. языках), Важным направлением работы Издательского отдела была публикации трудов предстоятелей Церкви. Вышли в свет книга «Патриарх Сергий и его духовное наследство» (1947), а также сборник слов, речей, посланий патриарха Алексия I в 3 томах (1948, 1954 и 1957).

Еще во время служения на Петергофской кафедре Н. стал известен как блестящий проповедник, почитатели называли его «наш Златоуст». С сер. 40-х гг. ХХ в. проповеднический дар Крутицкого архиерея получает общее признание. Этому способствовали регулярные публикации его проповедей в «Журнале Московской Патриархии», в котором они практически печатались в каждом номере. Помимо публикаций в журнальных изданиях в 1947-1957 гг. были выпущены 4 тома проповедей и выступлений Н., переведенные на несколько иностранных языков. Кроме того, сборник его проповедей был издан в 1956 г. во Франции на франц. языке. Проповеди Н. затрагивали вечные евангельские истины, при этом в них была сердечность и простота: «Владыка говорил не профессорски, не богословски, но отечески - для всех, а не для узкой группы богословов или богословствующих... Но это не были и «размазанные» проповеди «для простого народа»: каждый раз происходило индивидуальное проникновение в каждую христианскую душу» (Георгиевский Н. С. «Да ведают потомки православных...» // Московский журнал. 2001. № 12. С. 26). Комментируя выход очередного сборника проповедей Н., еп. Вениамин (Милов) писал: «Каждое слово и всякая речь Высокопреосвященнейшего от начала до конца чужды придуманных риторических прикрас. В них нет ни искусственных фразеологических эффектов, ни ораторских антитез... Изящно построенные мысли его то переплетаются с основоположными библейскими цитатами, то украшаются проникновенными выдержками из Златоуста, Св. Димитрия Ростовского или из светских поэтов и писателей. Нередко иллюстрируют их впечатляющие факты из жизни вселенских и русских национальных святых, вводимые Митрополитом Николаем, а попутные обильные аналогии много приближают к народному пониманию глубокие богословские понятия Высокопреосвященнейшего» (Златоуст ХХ в. 2003. С. 176-177). Еп. Вениамин отмечал, что в проповедях у Н. «нередко сказываются стремления и к отвлечению - обобщающему богословскому мышлению в связи с христианским осмыслением разрозненных фактов и явлений нашего общественного быта. Но обычно он по преимуществу благовестник-моралист, почему и свои проповеднические труды называет «словами». Экспромты и речи его никак нельзя назвать «рассуждениями, исследованиями или размышлениями», как озаглавливаются сборники проповедей архиереев старого времени. Наоборот, он полагает своей проповеднической задачей прояснять и усиливать наличное христианское настроение верующих, ободрять их в скорбях и радоваться с ними отечески, когда они радуются... мы не найдем у него в «Сборнике» ни анализа библейского текста в филаретовском духе, ни экзегетических тонких уточнений Богодухновенной мысли, не найдем дремлющей для добра воли, но успокоение сердца и просветление ума ясным напоминанием Христовой истины. Жизненные соображения его - сжатые, даже местами отрывочные, похожие иногда на афоризмы, блещут всюду, как алмазы, отчего вся его речь как будто скована из стали и золота» (Там же С. 180, 183). По мнению слышавших проповеди Н., его выступления не были столь выразительными в печатном виде. Митрополит обладал прекрасными ораторскими способностями, и его речи всегда производили сильнейшее эмоциональное воздействие на слушателей, хотя и отнимали у Н. много сил. Тем не менее он продолжал произносить продолжительные проповеди после каждого богослужения, нередко - по 2 раза в день.

Гробница митр. Николая в крипте Смоленского храма Троице-Сергиевой лавры. Фотография. 10-е гг. XXI в.

Современники отмечали отстраненность проповеднических выступлений Н. от повседневных социально-политических реалий. Некоторые считали это обстоятельство их достоинством. Напр., автор французского католич. ж. «Истина» в 1957 г., отмечая в проповедях Н. «полное отсутствие намеков на политическую жизнь», делал вывод: «Перед нами проповедь всецело и исключительно христианская» (текст был перепечатан в «Журнале Московской Патриархии» в том же году). Однако многие считали аполитичность выступлений Н. признаком его осторожности. Церковный публицист А. Э. Левитин-Краснов так описывал свои впечатления от проповедей Н., слышанных им еще в сер. 20-х гг.: «...проповеди епископа построены были так, чтобы никого не задеть, никому не сказать ничего неприятного. Они могли быть сказаны одинаково и в 1925, и в 1825, и 1725 годах... он говорил хорошо отделанные по форме, очень традиционные, очень нейтральные, очень умеренные проповеди». Следует, однако, отметить, что даже в периоды хороших отношений Н. с властями его проповедническая деятельность часто вызывала критику с их стороны. Это недовольство приняло острую форму летом 1952 г., когда председатель Совета по делам РПЦ Карпов дважды во время встреч с Н. заявлял, что его проповеди «проникнуты пессимизмом и лишены жизнеутверждающего настроения», «сеют среди масс мракобесие». Карпов потребовал от Н. «перестроить» его проповеди, на что тот ответил, что «перестроить» проповеди он не может, т. к. ничего дурного в них не видит, но может прекратить их публикацию, что вызовет немало вопросов. Действительно, проповеди Н. не печатали в «Журнале Московской Патриархии» в течение полугода, с дек. 1952 по июль 1953 г., после чего власти отказались от своих требований.

Руководство внешнецерковной и издательской деятельностью Н., как митрополит Крутицкий, совмещал с управлением Московской епархией. Епархиальное управление размещалось в Новодевичьем мон-ре, рядом с Издательским отделом. За время войны и в первые послевоенные годы количество зарегистрированных правосл. приходов в Московской обл. увеличилось в полтора раза. К нач. 1947 г. под управлением Н. в Московской обл. было 177 действующих храмов, более 1 тыс. сохранившихся церквей оставались недействующими. Крутицкий митрополит активно поддерживал ходатайства местных общин по открытию храмов, обращаясь при необходимости к руководству Совета по делам РПЦ и даже руководителям СССР (относительно открытия храмов в Зарайске, Коломне и Ногинске). Следует отметить, что в 1944-1946 гг. верующие Московской обл. подали заявления об открытии 390 храмов, но местные власти разрешили открыть только 55 церквей. При этом власти не допускали, чтобы в одном районе области действовало более 2 храмов. В 1947 г. было открыто только 2 новых храма, а с 1948 г. регистрация церквей прекратилась. В 1952 г., впервые с предвоенного времени, было закрыто 2 храма, еще один храм сгорел. В сер. 50-х гг., несмотря на временное улучшение государственно-церковных отношений, в Московской обл. не появился ни один новый приход, хотя власти отмечали большое количество ходатайств об открытии храмов и рост числа активных верующих, подписывавших эти ходатайства. В кон. 50-х гг. Н. оказал решительное сопротивление попыткам властей добиться массового закрытия церквей во время новой антицерковной кампании. Хотя уполномоченный Совета по делам РПЦ в Московской обл. А. А. Трушин планировал с нач. 1959 г. закрывать каждый месяц по 5 храмов, до кон. 1960 г. местным властям удалось закрыть только 3 храма, что было ничтожно малой цифрой по сравнению с количеством церквей, закрытых в это время в соседних епархиях. Церковный публицист Левитин-Краснов в своих воспоминаниях описывает поведение Н. во время антицерковной кампании: «Тогда была установка: закрывать храмы руками архиереев. Но на все домогательства о закрытии храмов у Митрополита был один ответ: «Нет, нет, нет»». От Н. было невозможно добиться согласия на увольнение за штат священнослужителей, что вело бы к прекращению деятельности храмов. До последних месяцев своего пребывания на Крутицкой кафедре Н. продолжал рукополагать новых священнослужителей, принимал меры по недопущению закрытия «угасавших» приходов. В разгар антицерковной кампании Н. стал уделять еще больше внимания положению церквей в Московской епархии, чаще совершать поездки по приходам, проводить службы и читать проповеди в храмах Московской обл. В нек-рой степени это было связано с тем, что у Н. появилось дополнительное время для епархиальных дел, т. к. с кон. 50-х гг. власти постепенно ограничивали его участие в международной и общественной деятельности.

В послевоенный период Н. являлся общепризнанным вторым по своему авторитету и влиянию лицом в РПЦ. Исполнение обязанностей заместителя патриарха Алексия I во многих сферах его деятельности возлагало на Н. большую церковно-административную работу. В частности, его обязанностью были постоянные контакты с руководством Совета по делам РПЦ. Во время регулярных встреч с председателем совета Карповым или его заместителями Н. обсуждал с ними текущие вопросы церковной жизни, причем часто эти переговоры проходили в сложной обстановке. Карпов негативно относился к участию Н. в высшем церковном управлении, считая его сторонником «усиления церкви и расширения ее деятельности». В своих докладах в ЦК КПСС Карпов выражал опасения относительно того, что в случае кончины патриарха Алексия I его может сменить гораздо более активный Н., и тогда «осуществлять необходимое воздействие на деятельность Церкви в необходимом нам направлении будет для нас намного тяжелее». Впосл. Карпов отмечал, что изменение отношения Алексия I к проводимым властями с кон. 50-х гг. «мероприятиям ограничительного характера» (т. е. к антицерковной кампании) «связано с тем вредным влиянием на патриарха, которое оказывается со стороны отдельных лиц, особенно со стороны митрополита Николая». По мнению Карпова, именно Н. «настраивает патриарха Алексия быть более решительным и принципиальным».

В действительности двое высших иерархов РПЦ единодушно и согласованно выступили против развернувшейся по инициативе Хрущёва в кон. 50-х гг. широкомасштабной антицерковной кампании. 18 февр. 1959 г. на приеме у Карпова Н. прямо заявил, что «с осени 1958 г. началось наступление на Церковь, равнозначное походу на Церковь до войны 1941-1945 гг.». В знак протеста Н. заявил, что отказывается от посещения офиц. приемов, на к-рых он по своему статусу обязан присутствовать. 20 февр. протест против наступления на Церковь Карпову выразил и патриарх Алексий I, хотя и в более мягкой форме. 2 апр. Н. и патриарх Алексий I посетили Карпова и заявили протест против массового закрытия мон-рей. 19 мая они вновь встретились с Карповым, чтобы информировать его о фактах адм. воздействия на Церковь, при этом, как отметил Карпов, «больше всего по фактам администрирования говорил митрополит Николай». Протест против разнузданной антирелиг. пропаганды нашел выражение в проповеднической деятельности Н. Свой яркий талант он использовал для обличения гонителей-безбожников. Читаемые им в Преображенском соборе и др. храмах проповеди апологетического характера становились все более резкими, они производили огромное впечатление на слушателей. «В самый разгар хрущёвских гонений, перед своей отставкой, он выскажет безбожникам все. В ярких, темпераментных, насыщенных проповедях он выплеснет всю клокочущую, годами накоплявшуюся, долго сдерживаемую ярость»,- писал об этом Левитин-Краснов. Не говоря прямо о гонениях, творимых властями, Н. гневно обличал их верных слуг - работников антирелиг. пропаганды: «Жалкие безбожники! Они подбрасывают вверх свои спутники, которые вспыхивают и, погаснув, падают на Землю, как спички; и они бросают вызов Богу, зажегшему солнце и звезды, которые вечно горят на горизонте» (запуски космических ракет были в то время излюбленным аргументом на публичных антирелигиозных лекциях).

22 янв. 1960 г. Н. был вызван на прием к Карпову, к-рый выразил недовольство его проповедями в московских храмах против атеистической пропаганды, угрожал, что со стороны властей последует «соответствующее реагирование». Н. ответил, что оскорбительные антицерковные материалы печатаются не только в формально общественных, но и в гос. изданиях, из чего можно сделать вывод об изменении отношения Советского гос-ва к Церкви. 16 февр. того же года состоялось выступление патриарха Алексия I на Конференции советской общественности за разоружение. Текст речи патриарха был подготовлен Н. В нем после перечисления заслуг Православной Церкви за 1000 лет истории России говорилось, что ныне Церковь переживает нападки и порицания, но продолжает выполнять свой долг, призывая людей к миру и любви. Это выступление получило широкий общественный резонанс. 6 февр. 1960 г. новым председателем Совета по делам РПЦ стал В. А. Куроедов, к-рый поставил своей первостепенной задачей устранение Н. с должности председателя ОВЦС и со всех др. церковных и общественных постов. Куроедов обосновывал это решение перед вышестоящим руководством последними неудачами Н. во внешнецерковной деятельности. В докладной записке, которую Куроедов представил в ЦК КПСС вместе с председателем КГБ А. Н. Шелепиным 16 апр. 1960 г., говорилось, что Н. сознательно сорвал переговоры с ВСЦ с целью привлечь внимание мировой общественности к антицерковной кампании в СССР. Ссылаясь на агентурные данные, Куроедов и Шелепин утверждали, что в частной беседе Н. якобы сказал о своем нежелании к.-л. усиления «внешней» работы: «Я за то, чтобы свернуть эту работу, насколько возможно сократить ее. Весь мир должен знать, что с нами творится неладное, что мы в тисках».

15 июня 1960 г. Куроедов вызвал в Совет по делам РПЦ патриарха Алексия I и, сославшись на неудовлетворительную внешнецерковную деятельность РПЦ, потребовал уволить Н. с поста председателя ОВЦС. Под давлением властей Н. был вынужден подать прошение об освобождении его от должности главы внешнецерковного отдела «по сложившимся обстоятельствам». 21 июня 1960 г. Синод РПЦ удовлетворил это прошение, выразив Н. благодарность за многолетние труды. Новым председателем ОВЦС стал архим. Никодим (Ротов; впосл. митрополит). Власти настаивали на отстранении Н. от руководства Издательским отделом и удалении его из Москвы. Н. отказался от предложенного ему перевода на Ленинградскую кафедру и написал прошение об увольнении на покой по состоянию здоровья. 19 сент. 1960 г. Синод РПЦ удовлетворил это прошение и уволил Н. с должностей управляющего Московской епархией и председателя Издательского отдела РПЦ. В момент принятия этого решения Н. находился в отпуске в Сухуми. По возвращении в Москву Н. не позволили отслужить в его бывш. кафедральном храме последнюю литургию и попрощаться с паствой. В нояб. того же года он был также освобожден от членства в Советском комитете защиты мира. Последние месяцы жизни Н. прошли в аварийном доме в Бауманском пер. в Москве, он посещал московские храмы, молился вместе с др. верующими. После увольнения ему удалось лишь дважды отслужить литургию - на патриаршей рождественской службе 1961 г. в Богоявленском соборе в Елохово и в Светлый четверг в трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры. В нояб. Н. после инфаркта миокарда был помещен в московскую Боткинскую больницу, где и скончался, причастившись перед кончиной переданными ему Св. Дарами. 15 дек. 1961 г. заупокойную литургию в трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры возглавил Крутицкий и Коломенский митр. Питирим (Свиридов) в сослужении Ярославского и Ростовского архиеп. Никодима (Ротова) и Дмитровского еп. Киприана (Зёрнова; впосл. архиепископ), лаврского и московского духовенства. Чин архиерейского отпевания возглавил патриарх Алексий I в сослужении 9 архиереев. Гроб с телом Н. поместили в нишу в крипте Смоленской ц. лавры.